ПРЯМОЕ ДЕЙСТВИЕ, МЕСТЬ, ТЕРРОР.
Слова, вынесенные в заголовок, воспринимаются обычным сознанием в одном ряду. Продолжить ряд можно насилием, экстремизмом и, в пределе, "хаосом и анархией". Силой, объединяющей эти понятия, становится ощущение решимости и волевого импульса вне обыденного контроля - того, что кратко обозначается: "круто". В таком подходе изначально заложено ошибка. "Это же яйца! А где бомбы?" - "Зато как круто!". Удачи в бою тем, для кого разница не имела значения! Они обречены забивать гвозди ножовками (тоже инструмент), мы - попытаемся определить способы и средства.
Некая фашистская "газета прямого действия", попробовав определиться лаконичным лозунгом, сформулировала: "Купи и взрывай!" Однако после того как проницательные читатели, купив газету, буквально последовали ее совету и взорвали помещение редакции (прошедшим летом), издатели резко утратили способность к емкой фразе. "Пропагандисты прямого действия" проявили себя полностью, опубликовав открытый донос в ФСБ с истерическим призывом к "органам": "Защитите нас от политического терроризма!" Забавно, что в том же номере той же газеты опубликовано и заявление московской террористической группы, к которой издатели относятся положительно. Где логика? Похоже, в том, чтобы называть "свой" террор "прямым действием", а "чужое" прямое действие террором. Подход не содержит ничего нового ("свои" разведчики и "чужие" шпионы), ничего не разъясняет и не определяет. Понятно лишь, что издатели "Лимонки" к реальному прямому действию относятся не иначе как осведомители ФСБ. Но какой смысл заключается в словах "прямое действие" для нас?
"Прямое" - значит, непосредственное. Действие, результат которого достигается самим человеком (или группой людей), для кого инициатива переходит в личное участие. Промежуточные инстанции выпадают. Я хочу - я делаю сам. Внешние эффекты не имеют значения. Прямое действие может быть вполне мирным. Если мы хотим заявить о своей позиции, мы делаем это, не спрашивая разрешения (несанкционированные митинги, незарегистрированные издания). Если возникают экономические проблемы - решаем их своими силами, а не добиваемся принятия новых законов и выделения правительственных субсидий. Люди, самоуправным образом занимающие и обрабатывающие землю, отказывающиеся платить налоги, арендную и квартирную плату, создают практику ненасильственного прямого действия. Те, кто без обращений в милицию, прокуратуру, суд, реализуют свои представления о праве, поступают не менее прямо. Государство пытается регламентировать все случаи, ключевые для взаимоотношений между людьми - но при нарушении предписанной процедуры углы срезаются прямыми линиями.
Отсюда, конечно, не следует, что всякое прямое действие есть анархия. В случае грабежа или убийства нападающий тоже поступает "прямо" - но тем самым устанавливает власть над жертвой. С ношей точки зрения такого рода прямые действия можно признать анархическими лишь для акций возмездия, проще - для случаев мести. Это - именно то отношение обычного права, которое наиболее ожесточенно истреблялось государственной карательной системой. Кара - всегда налагается "сверху", месть осуществляется между теми, кто имеет равные права. Функция кары - подавление, - подчинение. Задача мести - компенсация, восстановление равновесия, "возмещение", ставящее все на свои места. Конечно, анархия не возводит месть в закон, не вменяет ее в обязанность - но не может и лишать права на возмездие. Тот, кто волен, простить, волен и нанеси ответный удар. Напомним еще раз - поскольку никакого государства анархическая идеология не допускает, задача исполнения права должна решаться лишь силами добровольных союзов, самими людьми, а не судом "свыше". Необходимость крайней осторожности здесь понятна. В то же время в условиях господства казенных реалий месть приобретает особое значение. Возмездие вне рамок закона - часто единственный действенный способ привлечения к ответственности должностных лиц, которые, хотя и очевидно выступали организаторами убийств и грабежей, в то же время не нарушали никаких законов, либо по закону неприкосновенны. С анархической же позиции привлечение носителей власти к ответственности перед законом - не только малоэффективно, но и прямо ошибочно, поскольку, таким образом, мы делаем законы работающими (в то время как принципе следует добиваться прекращения исполнения всех государственных законов с заменой их в необходимых случаях добровольными соглашениями). Месть дает ответственность не перед законом, а перед людьми.
Особенность мести в традиционном обществе - ее родовой характер. Однако в сегодняшних сообществах это свойство ответного действия вытесняется, сменяясь либо ответственностью корпорации, группировки за "своего" товарища - либо ответственностью индивидуальной. Но имеют ли такие частные случаи возмездия отношение к сопротивлению системе? Когда речь идет об убийствах лиц из высших эшелонов власти - безусловно, да, хотя формы влияния здесь очень неоднозначны. В общем и целом следует понимать, что от физического устранения какого-либо вполне "заслуженного" руководителя ему (предположительно) становится хуже - но наше положение в лучшую сторону не меняется. Акты возмездия не могут освободить нас от системы - это способна сделать только революция (массовый отказ подчиняться). Но, может быть, осуществляя возмездие, мы хотим повлиять на политику властей, добиться их отступления, смягчить режим?
При постановке этого вопроса отход от принципа прямого действия очевиден. Появление умысла на "принуждение принуждающих" приводит к террору. Терроризм есть идеология действия "чужими руками". Ставка делается на подавление воли противника, поскольку террор - тактика запугивания. Неважно для принципиальной оценки, как именно производится устрашение. Государству для этого бывает достаточно просто показать наличие у него вооруженной силы (милицейское патрулирование, ясное дело, терроризирует население); противники режима тоже используют розные формы - от устных угроз до взрывов. Конечно, террористические акты в чистом виде встречаются нечасто, обычно соединяясь с возмездием, саботажем и т.п. Революция, война также несут в себе элементы террора.
Примеры "террора без примесей" можно, однако, привести: в частности, это два последних взрыва, осуществленных в Москве "Новой Революционной Альтернативой" - у здания Главной Военной прокуратуры (летом) и у помещения ФНПР. И в том и в другом случае жертв не было, работа учреждений не нарушена. Акции свелись к "моральному" давлению, по существу оказавшись направленными на реформирование политики структур, ставших объектом устрашения. На наш взгляд, такой путь сомнителен, особенно - в случаях, когда терроризируемых побуждают к действию. Разве можно террором добиваться того, чтобы профсоюзы защищали рабочих? И если месть представляется прямым путем решения частных проблем (хотя и крайне рискованным), то террор, вынуждающий режим к реформам, практически всегда - тупиковый путь. Жаль - потому что часто на этот путь встают люди абсолютно честные, люди действия. Одиночные акты "устрашения", требующие больших усилий, государственную власть не беспокоят. Надежды заставить режим "исправиться" в основе нелепы.
Увы - поскольку против нас используют террор, мы не можем полностью отказаться от его применения как ответной меры. Но для того, что применять силу, нужно ее иметь. Вместе с тем представляется, что в борьбе за уничтожение государства элементы террора имеют второстепенное значение в сравнении с прямым действием. Не потому, что террор - "слишком экстремистская форма". Как раз напротив - недостаток терроризма в том, что он является основным методом реформ, в то время как казенную систему подавления следует полностью ликвидировать.
П.Рауш